С.Л. Долгушин

ПУТИ СТАНОВЛЕНИЯ ТРАДИЦИЙ СЕМЕЙНОГО МУЗЫКАЛЬНОГО ВОСПИТАНИЯ

В ДОРЕВОЛЮЦИОННОМ ОМСКЕ (1716-1917)

Процесс формирования традиций семейного музыкального воспита­ния в дореволюционном Омске протекал в контексте общеисторических тенденций в политической, общественной и культурной жизни России рассматриваемого периода.

Омск, основанный в эпоху петровских преобразований, положил начало своей исторической летописи как окраинный опорный пункт, крепость в 1716 году. В первые годы своего существова­ния Ом­ская крепость была насе­лена исключительно военными людьми: солдаты, казаки, офицерский состав. До появления в Сибири ре­гулярных полков русской армии ос­новную массу служилых лю­дей в Омске составляло казачество. В те времена оно “пополня­лось ратными людьми, командированными на службы в Сибирь, ссыльными, лицами податного сословия: кре­стья­нами, разночин­цами, а также детьми и внуками казаков” [17, 17]. Среди первых омских поселенцев были выходцы из Ус­тюга, Вятки, Перьми, сибирские крестьяне и посадские люди из Тобольска, Тюмени, Тары и сбежавшие из своих аулов татары, казахи.

Наряду с коренным населением Российской империи в пол­ках регу­лярной службы были и “иноземцы”: литовцы, поляки, шведы, немцы и другие народности, попавшие в Сибирь в каче­стве военнопленных.

 К сожалению, архивных документов, подтверждающих  особенности организации семейного музыкального досуга первых поселенцев Ом­ской крепости нами не выявлено.   Лишь первое упоминание о “музы­кальных развлечениях” мы находим в “Домовой летописи” (1789) капи­тана Ивана Андреева, для того времени одаренного образованнейшего человека. Автор “Летописи” отмечает, что в 1764 году по распоряжению генерал-поручика И. И. Шпрингера при военной “чертежне” был орга­низован “оперный дом”. Андреев, взяв на себя обязанности режиссера-постановщика любительских спектаклей “чинил представления разных трагедий и комедий” [15, 80, 130]. Ставились такие музыкальные спек­такли как “Лиза”, “Разносчик”, комическая опера М. М. Соколовского “Мельник-колдун, обманщик и сват”. В 60-90-х гг. XVIII века в помеще­нии гарнизонной школы для “благородной публики” устраивались балы, маскарады, музыкальные вечера, в основном, в зимнее время. Круг уча­стников “вольных собраний по билетам” ограничивался офицерами и их женами. Сама цена билета, в которую входила и стоимость угощения, была недоступна для подавляющего числа горожан [17, 26]. Здесь мы можем лишь предположить, что в числе публики, посещающей вышепе­речисленные культурные мероприятия, могли быть и дети.

Посадское общество, состоявшее преимущественно из кре­стьян, це­ховых, разночинцев и пр., довольствовалась ярмароч­ными балаганными развлечениями, посещением “увеселитель­ных заведений”. Главным раз­влечением простого народа были шарманки, бухарцы с обезьянами, цы­гане с “ученым” медведем, да так называемые “шарлатаны”: ворожеи, гадальщики, прори­цатели.

В казармах крепости солдаты и казаки организовывали те­ат­рализо­ванные представления старинных мистерий: “Царь Ирод”, “Царь Мак­симилиан”, “Лодка”. Сцена не устраивалась. Зрители располагались на нарах, а между ними на полу проис­ходило дей­ство. Представления почти всегда сопровождались пением хора.

С начала XVIII века, с момента создания массовой регуляр­ной рос­сийской армии и организации военно-музыкальной службы в войсках, за­кладывается фундамент для музыкального образования. Были учреждены гарнизонные школы, в которых дети военнослужащих (кантонисты) обу­чались грамоте, военным наукам, пению по нотам и игре на музыкальных инструментах [14, 6].

Так в 1760 году в Омске была открыта Главная гарнизонная школа (с комплектом в 150 человек) для казачьих и драгунских детей. Разреша­лось обучать в школе и детей посадского сословия. Наряду с общеобра­зовательными дисциплинами преподавалась “барабанщичья наука” и игра на флейте [11].

Весной 1813 года в Омске открылось училище Сибирского казачьего войска, а в 1846 году оно было преобразовано в Сибирский кадетский корпус, считавшийся одним из лучших учебных заведений в Сибири [44, 57]. В его стенах читались публичные лекции, проводились литера­турно-музыкальные вечера и концерты. Большую популярность среди омских любителей музыки приобрели хор и духовой оркестр кадетов. Семейное посещение “благородной публикой” концертов данных кол­лективов считалось престижным и стало для некоторых традиционным. В рассматриваемый исторический период Сибирский кадетский корпус был единственным культурным центром Омска.

С конца 30-х гг. XIX века Омск становится главным адми­нистратив­ным центром Западной Сибири. Но изменения в структуре управления еще мало отразились на экономической жизни города. К этому времени, при активном заселении терри­тории Омского региона переселенцами из европейской части России, только проходит свое становление промыш­ленность, в перспективе реконструкция старых омских кварталов.

В период общественного подъема в стране значительно активизиру­ется культурная жизнь и в сибирской провинции. Большое влияние на развитие культуры и распространение передовых идей в среде омской интеллигенции оказали ссыльные декабристы и польские военноплен­ные. Среди поляков, сосланных в Сибирь было много высококультур­ных людей, музыкантов, получивших образование в консерваториях и музыкальных академиях Европы: Констанций Волицкий, Адам Гросс, Владислав Рабцевич, Констант Савичевский, Константин Тропянский и многие другие.

Организованный генералом С. Б Броневским оркестр казачьей му­зыки привлек к себе польских музыкантов, значительную часть которых удалось уговорить остаться даже после разрешения вернуться на родину. Они имели прибавку к содержанию и небольшие льготы. Оставшись в Омске, часть из них обзавелись семьями. Некоторые из ссыльных музыкантов зарабатывали себе на жизнь, давая частные уроки в семьях обеспечен­ных омичей: в основном это было обучение детей игре на фортепиано и скрипке. 

В Омском благородном собрании проходили балы, маска­рады, кон­церты, семейные вечера отдыха. Их особенностью был “разновозраст­ной состав участников, среди которых были и дети” [33, 8].

Детские вечера в то время устраивали по образцу балов для взрос­лых, включая и время проведения. Танцы были “важным структурным элементом” дворянско-чиновничьего быта [19, 79 - 89].

В среде омской интеллигенции постепенно приобретает по­пуляр­ность домашнее музицирование: проводятся семейные музыкальные ве­чера, где исполняются несложные вокальные, инструментальные произ­ведения как русских, так и зарубежных композиторов, звучат русские народные песни. Активными участниками подобных любительских музыкальных вечеров нередко стано­вятся и дети.

Традиционным для многих семей в летний период было участие в “общественных гуляниях”, проводимых в Загородной и городской, так называемой “Любиной”  рощах. Устраивались маскарады, танцы, играла “полковая казачья и батальонная музыка” [36].

Но все же до середины XIX века административный центр Западной Сибири оставался глухой провинцией, сохраняя “черты замкнутого го­рода крепости”: еще слабо были развиты торговля и промышленность, резко ощущалось засилье военно-чиновничьей бюрократии [44, 44].

В связи с отсутствием железной дороги в Омск очень редко заезжали гастролеры. Поэтому омским любителям театрального и музыкального ис­кусства ничего не оставалось делать, как полагаться на собственные твор­ческие силы. Однако, при всех минусах, данный факт во многом способст­вовал активному выявлению местных талантов и развитию в среде омской интеллигенции любительского художественного творче­ства.

Следует заметить, что большинство образованного чинов­ничьего со­словия на службу в Омске смотрело как на временное явление, до полу­чения нового чина, должности, и поэтому не стремилось обзаводиться такими громоздкими музыкальными инструментами как, например, фортепиано или фисгармония. На языке местного служилого люда Омск был “почтовой стан­цией”, “гостиницей”, где данные музыкальные инст­рументы, равно как и библиотека могли стать обузой. Поэтому инстру­ментарий для домашнего музицирования чаще всего ограничи­вался ги­тарой, иногда флейтой, скрипкой или виолончелью.

В отличие от “общества” большинство простого люда си­бирской провинции не имели ни возможности, ни средств хоть как-то устроить свой культурный досуг. Единственно доступ­ным развлечением для них было участие в проведении традици­онных народных праздников: масле­ница, святки. На время свя­ток приходился один из важнейших религи­озных праздников – Рождество. В рождественский праздник в Омске бытовал обы­чай “Славления Христа” детьми и подростками [41]. Иногда в тайне от начальства этим занимались и воспитанники Омского войско­вого казачьего училища [16, 413-434].

К началу второй половины XIX века до Сибири доходит волна демо­кратического движения. Крушение старого крепост­нического уклада жизни способствовало проникновению про­грессивных взглядов и убеж­дений среди передовой части ин­тел­лигенции.

В связи с массовым переселением быстро растет населе­ние Си­бири. В этот период Омск был главным городом об­ширного Западно-Сибир­ского генерал-губернаторства, в ко­торый входили Тобольская и Томская губер­нии, Акмолинская и Семипалатинская области. До 1882 года в нем нахо­ди­лось Главное управление Западной Сибири, а после упразднения За­падно-Сибирского генерал-губернаторства Омск стал глав­ным горо­дом степного края, в который входили Акмолинская и Семипалатинская области.

В результате развития капиталистического производства появилась необходимость в расширении школьного и среднего образования: в Ом­ске открывается учительская семинария, муж­ская, женская гимназии, фельдшерская школа. В начале 70-х гг. складываются условия для строительства деревянного здания Омского театра, создания Западно-Сибирского отделения Рус­ского географического общества.

Новые процессы намечаются и в музыкальной жизни города, которая достигает более высокого уровня.

17 декабря 1870 года в Омске было открыто общество лю­бителей музыки. Его председателем был избран Л. С. Буланже – учитель военной гимназии. По документальным данным (за пе­риод с 1870 по 1874 гг.) обществом было устроено три благо­творительных концерта в свою пользу, в пользу женской гимна­зии и казачьего оркестра, проведено 67 музыкальных вечера. Оно принимает участие и в проведении благотво­рительных кон­цертов проезжих гастролеров, в том числе, Д.М. Леоно­вой – из­вестной русской певицы, солистки Мариинского театра в Петер­бурге [13].

Активными участниками концертов были основатели Ом­ского обще­ства любителей музыки Л. С. и М. Ф. Буланже, ка­пельмейстер казачьего оркестра А. М. Редров, а также Скарле­това, Флейшман и мн. др.

В 1875 году в Омске было открыто отделение Император­ского рус­ского музыкального общества (ИРМО). Это знамена­тельное для куль­турной жизни сибирской провинции событие явилось точкой отсчета в проведении симфонических и камер­ных концертов, положило начало профессиональному музы­кальному образованию в городе. Во главе Омского от­деления ИРМО стал Л.С. Буланже.

Если до открытия отделения концертная жизнь Омска имела сме­шанный характер (выступали профессиональные, подчас, крупные арти­сты, но тут же процветало местное любительство), то после присоедине­ния Омского музыкального общества к ИРМО его руководству нужно было следить за более высоким профессиональным уровнем исполнения концертной программы, ее доступностью и художественной ценностью [14, 9].

В конце 80-х гг. должность председателя Омского отделе­ния ИРМО занимает Е. А. Дмитриева-Мамонова, “артистически образованная пиа­нистка, быстро завоевавшая симпатии пуб­лики” [1]. К руководству Си­бирского казачьего оркестра прихо­дит талантливый капельмейстер и виртуозный скрипач, выпуск­ник Брюссельской консерватории И. Ф. Гровес [2; 30].

Программа концертов Омского отделения ИРМО была дос­таточно разнообразной: от камерных (вокальных и инструмен­тальных) произве­дений, до сочинений для симфонического орке­стра. Иногда в проведе­нии концертов принимает участие и свод­ный хор, состоящий из кадетов Си­бирского кадетского корпуса, учащихся мужской и женской гимна­зии.

Постепенно музыкальные силы Омска стали обновляться за счет приезжих профессиональных музыкантов из других горо­дов России, ко­торые активно стали включаться в музыкальную жизнь города.

По мнению Т. А. Роменской “музыкально-просветитель­ский труд местных патриотов и приезжей интеллигенции имел большое значе­ние для становления сибирской культуры, развития художественного чув­ства и социального сознания масс. Его результаты в первую оче­редь проявились в местном музыкальном быту и более всего город­ском” [34, 302].

Тем не менее, музыкальный быт Омска на данном этапе со­хранял социальные различия, сформировавшиеся в Сибири в XVIII столетии: если большая часть городского населения имела возможность приоб­щаться к профессиональному творчеству, то неслужащие обыватели и крестьяне тяготели к традиционному народному искусству: старинная песня, пляска, хоровод, наи­грыш, обряд были ведущими жанрами. Пе­ние сопровождало труд и заполняло часы отдыха на воздухе и вечерках, в празд­ничные и будние дни [34, 315]. Как писали современники, на та­кие празд­ники как Рождество, Пасху, Масленицу, семицкую или троиц­кую неделю и другие праздники сибиряки любили “забавляться пес­нями”, а также инструментальной музыкой, со­провождающими святоч­ные гадания, народные гуляния, игры, хороводы.

Жанровый диапазон сибирского музыкального фольклора был широк. Наибольшее распространение получили песни вечерочные-игро­вые, хороводные, свадебные, семейно-бытовые и любовные, песни-ро­мансы, солдатские, тюремные.

Самым любимым и долгожданным праздником для сель­ской моло­дежи была зимняя рождественская вечерка. Святоч­ные игрища обычно продолжа­лись две-три недели, с Нового года или святок (с 6 января) и до Крещения (19 января). На Пасху начинали водить хороводы, качались на качелях. Но больше всего хороводов водилось на Троицу.

С конца XIX в. в Сибири зарождается и формируется жанр крестьян­ского жестокого романса, сохранившийся в сельском песенном обиходе и до настоящего времени, наряду с другими жанрами народного песне­творчества.

В данной связи, говоря о сохранности песенного фольклора Ом­ской области и затрагивая проблему его качест­венного изме­нения, Е. Я. Аркин ука­зывает на целесообразность сопоставле­ния уровня развития народных тради­ций северных и южных районов.  По его мнению, в се­лах северных районов, ос­нован­ных 200 и более лет назад, где преобла­дает старожильче­ское населе­ние “записывается больше интересного пе­сенного мате­риала”, который отли­чается самобытностью и жанровым разно­образием [6, 111].  Данное положе­ние подтверждается большим количеством текстового и песенного материала соб­ранного и опублико­ванного в сборниках омскими этнографами с 1937-1993 годы. Среди них наибольший интерес представляют: сборник песенных текстов “Народ­ные песни Прииртышья” (1969) [22] и непосредственно сбор­ники песен -  “Ты березка моя” (1987) [38], “Со венком я хожу” (1993) [37].  В двух послед­них изданиях имеются уникальные образцы песенного фольк­лора, записанные и нотированные Е. Я. Аркиным в ре­зультате много­численных музыкально этногра­фических экспе­диций по селам Омской области с 1978-1991 гг. [38, 3; 37, 6]. Здесь наше внимание привлекают редкие примеры сохранив­шихся до на­ших дней наиболее древних пла­стов русского фольклора Си­бири: связанные  с обрядом календарные и сва­дебные песни, а также песни сибирской вечерки.  Среди них: “В тем­ном лесе громанина” [37, 14],“Кострома моя, костромушка” [38, 35]; “Ой, на реке” [37, 17], “На море уточка да купалася” [38, 21]; “Хожу я по горенке” [37, 117], “Ты заря ли моя, зо­рюшка” [37, 130], “Где ты, за­инька, побыла” [38, 139] и мн. др.

У некоторых жителей села песня была главным достоянием. Чтя семейные традиции, ее как наследство, бе­режно передавали от одного поколения другому. Как показали исследо­вания, данная тенденция прослеживалась не только в северных, но и южных районах Омской области. Так, пример старинной свадебной песни-причитания невесты “Расколися, да мать сыра земля” был записан Е. Я. Аркиным в с. Малый Атмас (бывшая станица) Черлакского района от местной уроженки, казачки Ф. Я. Деря­биной (1911) [37, 21, 245]. В этом же районе, только в селе Гринское, этнографом в 1988 году была записана свадебная об­рядовая песня “Буен ветер подымается” в испол­нении семей­ного ансамбля Кирюхиных [37, 24, 245].

Следует упомянуть, о том, что в сборнике “Со венком я хожу” Аркин при­водит также примеры старинных белорусских свадебных песен и неко­торую инфор­мацию об их исполнителях, что является достаточно цен­ным при уточнении представлений об особенностях семейного музы­кального быта и культуры представителей других национальностей из­давна живущих на территории Омского региона.

В данном контексте определенный интерес представляют педагоги­ческие традиции, сложившиеся в семейном музыкаль­ном воспитании немецкой части населения Омского региона.

Наличие среди переселявшихся в Сибирь немцев-колони­стов боль­шого числа сектантов вызывало у представителей пра­вославной церкви серьезные опасения, которые еще более уси­лились после принятия Ма­нифеста 17 октября 1905 г. Забыв о законе от 15 апреля 1896 г., реко­мендовавшем по возможности селить переселенцев нерусского проис­хождения совместно с русскими переселенцами, сибирские губернаторы и лица, ве­давшие переселенческим делом все чаще стали высказываться за их раздельное поселение.

Таким образом, несмотря на отсутствие в законах Россий­ской импе­рии серьезных прямых ограничений по отношению к переселявшимся в Сибирь немцам-колонистам, реальное их рас­селение и водворение с конца XIX в. вплоть до первой мировой войны жестко регламентирова­лись местными властями. Особенно ярко это проявлялось в Степном крае и несколько менее было заметно в Тобольской и Томской губер­ниях. Подоб­ная политика была возможна благодаря поддержке и одоб­ре­нию, которые сибирские губернаторы находили в высших эше­лонах власти. В результате немцам, переселявшимся на государ­ственные земли, отводились, как правило, участки, не пользо­вавшиеся спросом у других переселенцев и не всегда пригодные для ведения сельского хо­зяйства. А это, в свою очередь, неми­нуемо снижало их колонизационные возможности.

В конце XIX – начале XX веков в Западной Сибири сущест­вовало три ос­новных района немецкой крестьянской колониза­ции: 1) Акмолин­ская и Семи­палатинская области Степного края; 2) Тарский и Тюкалин­ский уезды То­больской губернии; 3) Барнаульский и Змеиногорский уезды Томской губер­нии. Кроме того, небольшое число немцев-колони­стов проживало в Ишим­ском уезде Тобольской и Каинском уезде Том­ской губерний, а также в неко­торых других районах Западной Сибири. Основная масса колонистов водво­рялась на переселенческих участках. Это была наиболее доступная, а потому и самая распространен­ная форма поселения, дававшая, к тому же, возмож­ность рас­считывать на помощь со стороны государства. Немцы-колони­сты, поселившиеся на переселенческих участках, представляли собой, как правило, менее за­житочную, а порой и беднейшую часть немецкого населения России, пришедшую в Сибирь из Поволжья и западных губерний Украины.

Первый крупный очаг немецкой крестьянской колонизации в Запад­ной Сибири возник в Омском уезде Акмолинской об­ласти на государст­венных землях, где в середине 90-х годов прошлого столетия немцами-колонистами (в большинстве своем лютеранского вероисповедания) из Саратовской и Самар­ской губерний были образованы переселенческие поселки Александ­ровка (1893 г.), Привальное (1894 г.), Сосновка (1894 г., водво­рение с 1895 г.), По­повка (1894 г., водворение с 1895 г.), Крас­ноярка (1894 г., водворение с 1896 г.), Новинка (1896 г.) [42].и начавшие заселяться в середине 90-х годов XIX в.

Переселившиеся в Александровскую волость немцы-коло­ни­сты на родине жили крупными семьями. Среднестатистиче­ская колонистская семья насчи­тывала 7,33 человека, в то время как семья украинских пе­реселенцев на ро­дине насчитывала 6,89 че­ловека, а русских - 6,53 чело­века. Анализируя поло­вую струк­туру этих трех переселенческих групп, следует отметить, что, не­смотря на то, что мужчины у немцев состав­ляли 52%, у украин­цев 53%, а у русских 54%, удельный вес их был все же наиболее высоким именно у немцев - в среднем 3,8 человека на се­мью (для сравнения у украинцев - 3,67 и у рус­ских 3,5 чело­века). Соци­аль­ный состав немцев-колонистов на родине был ме­нее однороден, чем у русских и украинских крестьян. С одной стороны, 15,9% немцев-коло­нистов на родине не имели вообще земли, с другой, - 20,4% имели ее свыше 10 десятин. В целом же уровень обеспе­ченности землей на ро­дине у немцев-колонистов был более высо­кий. Если у украинцев и рус­ских на родине не имели земли или имели ее до 5 десятин - соответст­венно 87,0% и 85,7%, - то у немцев этот показатель равнялся лишь 55,9%. У немцев на ро­дине преобладала общинная форма землевладе­ния, в то время как, например, у украинцев почти половина крестьян жила на ро­дине подворно. Только 2 не­мецких хозяйства (0,8%) жили на ро­дине на купленной земле. Дефицит земли немцы-ко­лонисты ком­пен­сировали путем аренды пашни. 38,4% хозяйств арендовали на родине пашню, в среднем по 11,7 десятин на хо­зяйство.

По статистическим сведениям “о немцах колонистах водворенных в Ак­молинской области с 1898 по 1909 год” в Омском уезде в 16 селениях прожи­вало 6296 человек обоего пола. Из них: 3188 мужчин и 3108 жен­щин [31].

Из Германии переселенцы привезли в эти края не только прогрессив­ные методы земледелия, новые сельскохозяйственные культуры (о чем свидетель­ствуют различные архивные документы), но и свою самобыт­ную национальную  культуру и религиозные традиции.

Являясь христианами, немцы принадлежат к двум ветвям христиан­ской церкви: католической и протестантской. В Си­бири среди них мы встречаем католиков, лютеран и представи­телей протестантских сект: баптистов, меннонитов, пятидесят­ников, адвентистов. Согласно данным К. Штумппа, в 1926 г. в Сибири было 158 поселений, в которых прожи­вали меннониты, жители 165 сел принадлежали к евангельско-лютеран­ской церкви, в 30 проживали католики и в 5 немецких селах было сме­шанное население [49,12]. Однако к конфессиональному фактору, как к фактору, обусловившему локальную специфику обрядности, следует от­носиться достаточно осторожно. С одной стороны, действительно, раз­личные религиозные течения, ха­рактеризуются неодинаковым отноше­нием к дохристианским традициям и обрядам, что привело к разной сте­пени включенно­сти их в обрядовую культуру и к разной степени со­хранности остатков древних культов и действий, восходящих корнями еще к первобытной магии. Но, с другой стороны, конфессиональный фактор играет роль надэтнического, способствуя формированию единых форм обрядовой культуры у представителей различных локальных групп, принадлежащих одной конфессии.

Лютеранство является старейшим протестантским течением в Си­бири. Вплоть до конца XIX в. численность представителей этого веро­исповедания оставалась незначительной и стала резко увеличиваться лишь с началом массовой колонизации края.

В начале XX в связи с ростом населения увеличивается число люте­ранских приходов. К 1909 г. их было 8: Томск-Барнаул, Омск, Тобольск - Рыжково, Нижняя Буланка, Верхний Суетук, приход ссыльных финнов всей Сибири, Ир­кутск и Владивосток. В 1909 г. к ним добавились два новых прихода в Акмолинской области: Св. Иоаннеса и Св. Петра. На­чало XX в. знаменуется и бурным ростом школ в лютеранских поселках, заслуга в их организации всецело принадлежала насе­лению. Постепенно эти школы получали статус государствен­ных с русским языком препо­давания, частично финансирова­лись из казны. Лютеране, в отличие от меннонитов и баптистов, были более лояльно настроены к государству и соглашались на такие преобразования [см. 46; 47; 48].

Евангелическая лютеранская церковь всегда  являлась “центром куль­туры, музыкального образования воспитания, а также центром развития вокальной и инструментальной музыки”. Ее специфической особенно­стью была духовная песня, служившая “защитой от русифи­кации” и спо­собствовавшая этническому объединению российских немцев на осваи­ваемых территориях России. Из Германии немецкие переселенцы “при­везли в Россию не только свою преданность и лю­бовь к ду­ховной песне, но и способ цифровой нотации мелодий”, ко­торая в дальней­шем приоб­рела популярность в музыкальной практике российских немцев и приме­нялась при “нотировании мелодий и обу­чении пению детей в школе”  [9, 8-9].

Музыкальное воспитание в церкви стало неотъемлемой ча­стью не­мецкого музыкального воспитания, для которого также как характерны семейственность, наследственность и разносто­ронность.

По мнению Е. В. Бизиной-Аккерман, к концу XIX века сложилась устой­чивая система церковной и светской музыкаль­ной культуры, му­зыкального воспитания и образования россий­ских немцев, базирую­щихся на  этнопедаго­гических традициях:

• равно серьезном отношении к воспитанию музыкантов любителей и профессионалов;
• стремлении к теснейшей взаимосвязи музыкального воспитания с музыкальной культурой;
• сохранении и культивировании фольклора, как основы культуры на­ции.

Наряду с вышеперечисленными традициями домашнее му­зыкальное воспитание является весьма значимым [9, 9]. Среди его самых популяр­ных форм - семейному музицированию (во­кальному и инструменталь­ному) принадлежит главенствующее место. Настоящее положение под­тверждается как выявленными нами в процессе изучения проблемы ар­хивными материалами, включая фотодокументы, так и результатами изысканий прово­димых другими исследователями.

Основываясь на материалах собранных в ходе ежегодных экспеди­цион­ных работ Сибирской историко-этнографической экспедиции Ом­ского госу­дарственного университета, Омского филиала Объединенного института ис­тории, филологии и философии Сибирского отделения РАН и Сибирского филиала Российского института культурологи можно го­ворить о том, что пе­риод с конца XIX по первую треть XX вв. является “временем наиболее ста­бильного функционирования комплекса тради­ционной обрядности сибирских немцев”. С 1930-х гг. по словам С. А. Рублевской и Т. Б. Смирнова “начина­ется разрушение, утрата отдельных элементов культурного комплекса немцев Сибири, обусловленные поли­тическими и социально-экономическими причи­нами. Рубежом, после которого изменения в обрядовой культуре немцев Си­бири приняли не­обратимый характер, можно считать 1950-е гг.” [34, 5].

В Сибири в условиях вынужденной от Германии изоляции  богатей­шие традиции немецкой крестьянской культуры стали основным источ­ником духовной жизни народа. Календарные и семейные праздники, обычаи и обряды, хоралы, духовные песни и легенды, народные песни, инструментальная музыка, игры, пословицы и поговорки, загадки и шванки, приметы и многое другое составляют арсенал жанров и форм немецкого фольк­лора.

Большой вклад в развитие профессионального музыкального искус­ства в г. Омске рассматриваемого исторического периода внесли такие музыканты немецкой национальности как О. В. Карл, И.И. Люфт, З.Р. Шуман, А.Л. Ферштер.

Причинами преимущественно экономического характера (как и нем­цев) было обусловлено массовое переселение в Рос­сию латышей: рост процесса обезземеливания крестьян и их тя­желое положение в Прибал­тийском крае. Целыми группами эмигриро­вали в Россию крестьяне, мелкие арендаторы, исполь­щики.

Латышей привлекали в России свободные земельные пространства, приобретаемые ими, по приезде, на льготных условиях. Вместе с тем ла­тыши находили применение своего труда в качестве мастеров-маслоде­лов и сыроваров, в занятиях традиционных на родине.

Среди переселившихся в Россию латышей не было конфес­сиональ­ного однообразия: часть их была православной, а ла­тыши-латгальцы — католиками. Однако значительное большин­ство латышей принадлежало к лютеранской вере.

Поселяясь на территории России в XIX веке, латыши обра­зовывали по месту их территориального размещения лютеран­ские общины, вхо­дившие в Петербургский либо Московский консисториальный округ.

Евангелическо-лютеранские колонии, принадлежавшие к Москов­скому консисториальному округу, находились в Калуж­ской, Тверской, Орловской, Симбирской, Саратовской губер­ниях, в Златоусте, а также в Сибири — в Томской, Тобольской, Омской землях и на Енисее, где ла­тышское население исчисля­лось не одной тысячей. В отличие от других, латышские коло­нии в сибирских губерниях были колониями ссыльных

В Сибири численность латышей-лютеран в приходах также была не­одинаковой. Наиболее крупными лютеранскими приходами здесь были Тобольск-Рыжково, насчитывавший 2400 латышей, Омск и Омколония - 1000 латышей, Нижняя и Верхняя Буланка - 500, Томск-Барнаул -500. Кроме того, в Иркутском приходе состояло 150 латышей-лютеран.

Поселившиеся в России латыши-лютеране, ведя хозяйство на новых землях, показали себя хорошими сельскими хозяе­вами. Лютеранская ре­лигия укрепляла исторически сложив­шееся стремление к труду, выраба­тывая в латыше миросозерца­ние, в силу которого человек приходил к убеждению, что он должен в поте лица своего добывать хлеб, не ожидая ничего от других, жить для труда, веря, что Бог помогает тому, кто по­мо­гает себе.

Несмотря на преобладающее русское окружение, латыши не подда­вались его влиянию, но, напротив, воздействовали со своей стороны на него экономически. Вместе с хозяйственными навыками и умением об­рабатывать землю латыши принесли и стали культивировать на новых землях особые культуры, в том числе и землянику.

От коренных жителей латыши отличались грамотностью и стремле­нием к образованию. Они должны были знать грамоту для того, чтобы быть конфирмированными в лютеранской церкви.

Лютеранская религия для проживающих в иноэтническом и инокон­фессиональном окружении латышей способствовала сохранению ими своей национальности.

Но как показали исследования, живя в иноэтническом окру­же­нии, латыши также подвергались его влиянию, постепенно ут­рачи­вали род­ной язык, что было характерно для молодого поколе­ния, родившегося и выросшего вдали от исторической родины. Между тем, в местах ком­пактного поселения латыши составляли свои лю­теранские общины, где имелся латышский пастор, и бого­служения велись на латышском языке, им легче удавалось сохра­нить свои на­циональные традиции. Напротив, в селах и городах, где латыши были немногочисленны, жили изолиро­ванно от основ­ной массы ла­тышского населения и не имели возможно­сти образо­вать латыш­скую лютеранскую общину, они скорее подверга­лись ассимиля­ции.

Латыши, как и другие лютеране, жившие в России, отме­чали общие для христиан праздники: Рождество, Пасху, Троицу, но имели особую традицию в проведении кладбищенских бого­служений. Кладбищенские богослужения обычно приходятся у латышей, особо уважающих память об умерших, на летние ме­сяцы: июнь - август.

Латышские крестьяне, переселившиеся в Сибирь в XIX-XX вв., были основными создателями и хранителями народной культуры, носителями этнической традиции.

Музицирование было традиционным для латышских семей. Среди его видов приоритет отдавался ансамблевому пению. 

Необходимо подчеркнуть, что в Латвии конца XIX столетия под влиянием младолатышского движения стали организовы­ваться ла­тыш­ские певческие общества, закладывались основы широкого развития хо­ровой культуры. С 1873 года в Латвии стали регулярно проводиться об­щела­тышские певческие празд­ники (1-5-й: 1873, 1880, 1888, 1895, 1910) [10, 180].

Данная тенденция прослеживается и в музыкальной жизни Омска: организуется “Омское общество латышского пения”, которое  в 1912 году возглавляет Ф. Ф. Шттенберг [29]. “Обще­ство” являлось своеоб­разным национальным культурным цен­тром и способствовало этниче­скому объединению проживаю­щих в Омске латышей, в основном люте­ранского вероисповедо­вания. Оно выступает инициатором проведения хоровых вече­ров, где среди участников были и латышские семьи в пол­ном составе (дети и взрослые).

Активное развитие национальных певческих традиций в Омске, как неотъемлемой части хоровой  культуры Сибири на­чала XX века, было с большим энтузиазмом подхвачено и не­мецким население. Так, в 1914 году в немецком училище при станции Куломзино состоялся первый съезд немецких хоровых обществ. В съезде приняли участие 7 хоровых коллективов и около 1500 делегатов [27].

В силу разницы в семейном укладе различных социальных слоев ом­ского населения конца XIX – нач. XX вв., специфике его национальных и религиозных обычаев, процесс ста­новления и раз­вития традиций домаш­него музыкального быта протекал неод­но­значно и с разной степенью ин­тенсивности. Но можно с пол­ной уве­ренно­стью говорить о том, что са­мым демократичным и, в связи с этим, са­мым рас­пространенным видом художественного творчества в городском и крестьян­ском семейном быту было пе­ние. Песни, в том числе – народные, яв­лялись не только главным средством эстетического воспитания, но и были универсаль­ным ком­плексным средством формирования личности в семейном со­циуме.

К сожалению, о влиянии песенного, равно как и инструментального семейного музицирования на музыкальное воспитание подрастающего поколения омичей, можно говорить, только ссылаясь на немногие ис­точники и косвенные данные.

К середине XIX столетия складывается самобытный музыкальный фольклор старожильческого слоя населения Омского региона, пройдя через сложные процессы становления, развития и взаимодействия мно­гих жанров, рабочей, казачьей, крестьянской, городской, арестантской песни, жестокого романса, частушки и др.  

Открытие в конце XIX века Транссибирской магистрали явилось мощным стимулом к активному заселению крестьянами – выходцами из различных областей России, Белоруссии, Украины,  приносившими свои певческие традиции и репертуар.

 С проведением железной дороги заметно расширились культурные связи сибирских провинций. В Омск уже более охотно стали заезжать столичные и зарубежные гастролеры.

К 90-м годам музыкальная жизнь Омска оживилась почти во всех учебных заведениях сибирской провинции. Музы­кально-литературные вечера, благотворительные концерты, проводимые силами учащихся, а также с привлечением профес­сиональных музыкантов обрели в городе большую популяр­ность. Залы женской и мужской гимназий, учитель­ской семина­рии и технического училища часто были заполнены разно­возра­стной публикой. Особенно праздничными по настроению были “вечера” во время рождественских праздников: “басни и стихо­творения в лицах, живые картины, сольное и хоровое пение” [3].

Концерты духовной музыки становятся неотъемлемой ча­стью кон­цертной жизни Омска. В их проведении принимают уча­стие солисты, сводный хор учащихся женской и мужской гимна­зий под управлением регента А. И. Васильева, струнный оркестр под управлением И. Ф. Гро­веса. Из хоровых сочине­ний без со­провождения исполнялись: “На реках Вавилонских” А. Л. Веделя, “Чертог” Д. С. Бортнянского, духовные про­изве­дения А. Ф. Львова, П. И. Турчанинова и мн. др. В сопровожде­нии оркестра звучали номера из оратории И. Гайдна “Семь слов Спаси­теля на кресте” под управлением приезжего дирижера Ф. И. Брусницина [4].

В ряде привилегированных для того времени учебных заве­дений го­рода, какими были военная, мужская и женская гимна­зии, музыкальное воспитание имело более широкую программу: кроме церковного, свет­ского хорового пения, здесь обучали и игре на музыкальных инструмен­тах. В женской гимназии обу­чение на фортепиано осуществлялось за отдельную плату.

В военной и мужской гимназиях из учащихся были органи­зованы духовые оркестры. К началу XX столетия этот вид му­зыкальной дея­тельности детей получил распространение и в других омских учебных заведениях: техническом и коммерче­ском училищах, технических клас­сах при железнодорожных мастерских. Так, в газете “Омский телеграф” от 28 июня 1909 года была опубликована информация о выездных гаст­ролях ду­хового оркестра технических классов на курорт Карачи. Подоб­ная музыкально-просветительская деятельность была еще ред­ким явле­нием в провинциальных городах Сибири.

На этом фоне музыкальной жизни Омска конца XIX и на­чала XX ве­ков в среде дворянско-чиновничьего, городского со­словий, прогрессив­ной части  интеллигенции активно развива­ется семей­ное музицирова­ние. Проводятся любительские се­мейные музы­кальные вечера с при­глашением профессиональ­ных музыкантов. Музыкальный репертуар со­стоял из модных в то время произве­дений: романсы (Г. Казаченко, Ф. Кампана, О. фон Мекк, М. Панфилова, Фр. Томэ и др.), русские народ­ные песни в обработке для голоса и фортепиано (Ф. Лашека, инст­румен­тальные произ­ведения для фортепиано (Фр. Блона, Г. Ланге, Ч. Морлея, Л. Стриббога и др), для скрипки и форте­пиано (Б. Годара, А. Юнг­мана и др.), а также классические со­чинения русских и зарубеж­ных композито­ров.  Большой попу­лярностью пользовались 2-х или 4-х ручные перело­жения для фортепиано отдельных номе­ров из балетов, опер и симфони­че­ских произведений, а также по­пурри  на темы классических произве­дений (например, “Спящая красавица”, “Иоланта” П. И. Чайковского в аранжировке Е. Лан­гера; “Роберт-Дьявол” Дж. Мейербера, “Лючия ди Ламмермур” Д. Доницетти в аранжи­ровке Ж. Маркса и др.).  Ноты вы­писыва­лись из Москвы и Пе­тербурга, наряду с популярными периодиче­скими музыкаль­ными изданиями, такими как “Гусельки яров­чаты”, “Хоровое и регентское дело”, “Музыка и пение”.

В связи с тем, что до начала XX века в Омске не было спе­циальных музыкальных образовательных учреждений, музы­кальное образование детей осуществлялось частным образом. Платные музыкальные классы открылись лишь в 1907 году при Омском отделении ИРМО. Их возгла­вил О. В. Карл – выпуск­ник Санкт-Петербургской консерватории. Уча­щимся препода­вались следующие дисциплины: специальное фортепиано (З. Р. Шуман, А. М. Ентсон), теория музыки (О. В. Карл), пение (М. И. Похитонова, Н. С. Лысенко), скрипка (И. Ф. Гровес), духовые инстру­менты (И. И. Люфт) [23]. Некоторые дети, занимавшиеся частным обра­зом, имели возможность перейти к своим педаго­гам уже в качестве уча­щихся Музыкальных классов.

К данному историческому периоду у части омской интеллигенции достаточно прочно сложились традиции семейного бытового музицирования. Нередко проводились совместные домашние музыкальные вечера, в которых принимали участие сразу несколько семей, включая и детей. Эта своеобразная форма музыкального просветительства и семейного досуга пользовалась популярностью как в среде профессиональных музыкантов, так и музыкантов-любителей, среди последних были актеры, художники, врачи, педагоги, юристы и др. Семеновых

Период с конца первого и начала второго десятилетия XX в. стал пе­риодом расцвета музыкальной жизни дореволюцион­ного Омска.

Симфонический оркестр, организованный при Омском отделении ИРМО из профессиональных музыкантов (в составе 35 человек) откры­вает свой первый симфонический сезон 8 ноября 1910 г. под управле­нием Отто Вильгельмовича (Вильгельма) Карла [25]. В репертуаре кол­лектива: Симфония №6 Л. Бетховена, увертюра “Морская тишь и счаст­ливое плавание” Ф. Мендельсона, “Торжественная увертюра” И. Глазу­нова и мн. др.

К 1911 году Омское отделение ИРМО значительно попол­ни­лось но­выми силами. Рядом с именами опытных, творчески усто­явшихся про­фессиональ­ных музыкантов, таких как И. Ф. Гровес, Н. В. Успенский, И. М. Мариуполь­ский и др., появля­ются новые – Г. И. Тучинский, Ю. Н. Успенская, Г. Н. Ле­онто­вич, О. В. Карл, А. П. Кожевников, Ж. П. Ло­ранж, Е. А. Озми­дова-Пахо­мова, М. И Похитонова, Б. М. Медведев, Ле­бедева, Оляр-Венецкая и др.

Помимо существующих платных музыкальных классов при Омском отделении ИРМО, благодаря инициативе и  поддержке омских музыкан­тов, в городе была открыта частная музыкальная школа (“музыкальные классы) Г.И. Тучинского.

Заметно активизировалась и концертная жизнь Омска. В город при­езжают именитые гастролеры: солист Мариинского театра Н. Н. Фигнер, оперная труппа под управлением А.К. Фракули (1908), пианисты – И. Шварц (1909), Л. Аптекарева (1910), хоровая капелла под управлением В. Г. Завадского (1910).

Плодотворная творческая деятельность омских профессио­нальных музыкантов обусловили открытие в городе Омского филармонического общества, которое с осени 1913 года стало проводить “вечера камерной музыки”. Среди музыкантов: А. Л. Ферштер (ф-но), И. М. Мариуполь­ский (скрипка), Б. С. Елин (альт), А. А. Лукинич (виолончель) [25]. В программе произве­дения русских и зарубежных композиторов-класси­ков: Соната для скрипки и фортепиано А. Рубинштейна, Соната соль- минор для виолончели и скрипки С. Рахманинова, фортепианное трио Р. Шумана и др.

Ряд  вечеров вокальной музыки был запланирован и Омским отделе­нием ИРМО, где перед началом концертной программы публику должны были знакомить с краткими биографическими данными и осо­бенностями творчества исполняемых композиторов. Первая серия таких “вечеров” посвящалась творчеству Глинки, Даргомыжского, Римского-Корсакова, Бородина. Исполнители: М. Похитонова (вокал), С. Валер­ский (ф-но)[24].

В годы первой мировой войны культурная жизнь Омска резко сни­зила свои темпы. Омск становится тыловым центром Западной Сибири, где “стабилизировались крупные войсковые силы, формировались и обучались части для отправки на фронт”[44, 137].

Сложная историческая и экономическая ситуация вынуждала многих уезжать из города, в их числе были и музыканты. Так к концу войны практически распадается симфонический оркестр. Редко проводившиеся в данный период камерные концерты в основном носили благотвори­тельный характер и были направлены на сбор средств в пользу Красного Креста и семей погибших на войне воинов.

С 1915 года музыкальная жизнь постепенно нормализуется: Филар­моническое общество продолжает свою традицию в проведении “вече­ров камерной музыки”, устраиваются концерты русской духовной му­зыки (из произведений Гречанинова, Архангельского, Чеснокова, Рах­манинова и др.), стабилизируется работа Музыкальных классов при Ом­ском отделении ИРМО.

9 октября 1916 года при Омском филармоническом обществе откры­ваются Музыкальные классы, ставившие своей целью подготовку про­фессиональных музыкальных кадров. Директором “классов” стал И. М. Мариупольский. Преподавательский состав включал опытнейших музы­кантов: Б.В. Померанцев, О. И. Кадыш, М. Э. Шестакова (ф-но), И. М. Мариупольский (скрипка), И. Л. Дисман (виолончель), В. К. Романов (элементарная теория музыки и гармония), А. Б. Дискин (духовые инст­рументы и класс оркестровой игры), М. К. Павловская-Скалозубова (во­кал) [28]. 

После смерти И. М. Мариупольского в 1916 году, руководство Фи­лармоническими музыкальными классами через некоторое время было доверено одаренному музыканту и педагогу Б. В. Померанцеву, с отли­чием окончившего Московскую консерваторию [20, 45].

Рост революционного движения в преддверье  февральской и Ок­тябрьской революции 1917 не замедлил сказаться на куль­турной жизни Омска: сведено до минимума проведение публич­ных мероприятий (спектаклей, концертов, музыкальных вече­ров), многие артисты и музы­канты покидают город, уезжая в более спокойные уголки России, неко­торые эмигрируют.

1 марта 1917 года в Омске было получено телеграфное со­общение о свержении самодержавия. Впоследствии   трудя­щиеся города под руко­водством большевиков развернули борьбу за перерастание буржуазно-демократической революции в социалистическую.

*          *          *

Пути становления традиций семейного музыкального воспитания в Омске дореволюционного периода (1716-1917 гг.) рассматривались нами  в контексте важнейших событий музыкальной жизни города на фоне протекавших социально-культурных и этнических процессов.

При изучении проблемы мы (в большинстве случаев) опирались на определенный круг архивных документы, дающих возможность более объективно оценить процесс становления и развития традиций семей­ного музыкального воспитания в Омском регионе в разнообразии их проявлений. Однако имеющаяся база источников на наш взгляд является недостаточной, в первую очередь,  с позиции  развития этнических тра­диций семейного музыкального воспитания  сложившихся  у представи­телей таких национальностей населявших Омский регион как эстонцев, литовцев, а также украинцев, белорусов, казахов, татар и др., что откры­вает определенные перспективы для дальнейшего исследования.

Тем не менее, обобщая все вышеизложенное можно прийти к сле­дующим выводам:

1. Процесс развития традиций семейного музыкального воспитания в дореволюционном Омске протекал в контексте общеисторических тен­денций в политической, социальной и культурной жизни России рас­сматриваемого периода.
2. Характер музыкального воспитания в семье в полной мере зависел от ее классовой, сословной принадлежности, а также сложившихся эт­нических и религиозных традиций.
3. Традиционными формами семейного музыкального воспитания как метода всестороннего развития подрастающего поколения у приви­легированной части населения дореволюционного Омска (дворяне, высшие военные чины) и прогрессивной части интеллигенции являлись:

•  совместное посещение культурно-просветительных учреждений (музыкальных спектаклей, концертов, музыкальных вечеров), а также церковных служб;
• семейное музицирование (организация музыкальных вечеров внутри семьи; участие семьи в проведении публичных любительских музыкальных вечеров, концертов). Репертуар состоял чаще всего из не­сложных произведений русских и зарубежный композиторов-современ­ников, обработок русских народных песен. Арсенал музыкальных инст­рументов был разнообразен, но чаще – фортепеиано, скрипка, флейта, гитара.

4. В семьях низшего городского и русского крестьянского сословия традиционным было ансамблевое пение, сопровождающее проведение большинства семейных, религиозных и  народных праздников.   Жанро­вый диапазон музыкального фольклора был достаточно широк: вечероч­ные-игровые, хороводные, свадебные, семейно-бытовые и любовные песни, песни романсы, солдатские и тюремные.
5. Переселившиеся в Омскую губернию немецкие колонисты при­везли из Германии не только прогрессивные методы земледелия, новые хозяйственные культуры, но свою самобытную музыкальную культуру и религиозные традиции. Музыкальное воспитание в церкви – неотъемле­мая часть немецкого музыкального воспитания, для которого харак­терны также семейственность, наследственность и разносторонность. Домашнему музыкальному воспитанию и самым популярным формам семейного музицирования, таким как певческое и инструментальное творчество, отводится важнейшая роль.
6.  Латышские переселенцы, поселившиеся в Омском регионе в по­следней четверти XIX и начале XX вв., как и немецкая часть его населе­ния были основными создателями и хранителями народной культуры, в том числе и музыкальной. Традиции организации семейного музыкаль­ного быта латышей имеют глубокие национально-исторические корни и представлены певческим и инструментальным творчеством. Их любовь к хоровому пению послужила организации “Омского общества латыш­ского пения”, которое явилось главным механизмом этнического объе­динения проживающих в Омске латышских переселенцев  и стимулом для проведения певческих праздников и концертов (с участием всех членов семей). 
7. В силу разницы в семейном укладе различных социальных слоев ом­ского населения конца XIX – нач. XX вв. специфике его национальных и религиозных обычаев, процесс ста­новления и развития традиций домаш­него музыкального быта протекал неод­нозначно и с разной степе­нью ин­тенсивности. Но как показало исследование - са­мым демократич­ным и, в связи с этим, са­мым рас­пространенным видом художественного творчества в городском и крестьян­ском семейном быту было певческое искусство.

Литература

1. Акмолинские областные ведомости, 1887, 15 апреля.
2. Акмолинские областные ведомости, 1887, 28 октября.
3. Акмолинские областные ведомости, 1890,  2 января.
4. Акмолинские областные ведомости, 1890,  22 апреля.
5. Алиев Ю. Б. Музыкальное воспитание // Музыкальная энциклопедия / Гл. ред. Ю.В.Келдыш - Т. 3 – М.: Советская Энциклопедия, 1976.
6. Аркин Е. Я.  Музыкально-обрядовый фольклор Сибири и казачья на­родная культура // Народная культура Сибири: Учебное пособие, ч. 2. – Омск: Издание Сиб. филиала Рос. ин-та культурологи, 2002.
7. Архив АН СССР, ф.3, оп. 10-а, д.220, л. 1-105.
8. Асафьев В.В. Избранные статьи о музыкальном просвещении и образовании. Л., 1973.
9. Бизина-Аккерман Е. В.  Этнопедагогические условия музыкаль­ного воспитания в национально-культурной автономии немцев Омской области: Автореферат на соискание ученой степени кандидата педагоги­ческих наук. – Екатеринбург, 1998.
10. Витолинь Я. Я.  Латышская музыка // Музыкальная энциклопе­дия, т. 3. – М.: Советская энциклопедия, 1976.
11. ГАОО, ф.1, д. 174, л. 495.
12. ГАОО, ф.3, оп.9, д.11905, лл. 8-10.
13. ГАОО, ф.14, оп.1, д.652, лл.2-3.
14. Долгушин С. Л.  Музыкальное воспитание и образование в дорево­люционном Омске (1716-1917): Краткий исторический очерк – Омск, 1995.
15. Домовая летопись Андреева, писаная капитаном Иваном Андрее­вым в 1789 годе // Чтения в императорском обществе истории и древно­стей Российских при Московском университете. М., 1871.
16. Достоевский Ф. М. Записки из мертвого дома. – М., 1994.
17. Из истории Омска (1716-1917): Очерки, документы, материалы. – Омск, 1967.
18. Куприянов А. И.  Праздничные общественные обряды и развлече­ния городского населения Западной Сибири в первой половине 19 в. // Традиционные обряды и искусство русского и коренных народов Си­бири. – Новосибирск, 1987.
19. Лотман Ю. М. Роман А. С. Пушкина “Евгений Онегин”. Коммента­рии. Изд. 2, - Л., 1983.
20. Марченко Ю. Г.  Музыкальное образование в Сибири // Художест­венная культура и интеллигенция в Сибири, 1917-1945 гг. – Новоси­бирск, 1984.
21. Материалы по переселенческому хозяйству в Степной и Тургай­ской областях, собранные и разработанные экспедицией по исследова­нию Степных областей. Акмолинская область. Омский уезд. Том V.- Спб., 1907.- Табл. VIII.
22. Народные песни Прииртышья / Составитель Леонова Т. Г., Омск, 1969.
23. Омский телеграф, 1911, 4 сентября.
24. Омский телеграф, 1911, 11 октября.
25. Омский телеграф, 1914, 15 апреля.
26. Омский телеграф, 1914, 4 мая.
27. Омский телеграф, 1914, 19 июня.
28. Омский телеграф, 1916, 9 ноября.
29. Памятная книжка-календарь Акмолинской области. – Омск, 1912.
30. Памятная книжка Акмолинской области на 1914 год. – Омск, 1914.
31. РГИА. Ф. 391. Оп. 4. Д. 235. Л. 22-22об. Подлинник.
32. Рейхель М. К.  Отрывки из воспоминаний М. К. Рейхель и письма к ней А. И. Герцена. – М., 1990.
33. Роменская Т. А.  История музыкальной культуры Сибири от похо­дов Ермака до Крестьянской реформы 1861 года. Томск: Изд-во Том. Ун-та, 1991.
34. Рублевская С. А., Смирнова Т. Б.  Обряды и обычаи немцев Си­бири. – Омск: Издат. центр “РУСИНКО”, 2002.
35. Северная пчела, 1856, 13 июля.
36. Словцов И. Я.  Материалы по истории и статистике Омска. Ч.I. – Омск, 1880.
37. Со венком я хожу: Народные песни омской области / Составитель Аркин Е. Я. – Омск, 1987.
38. Ты березка моя: Народные песни омской области / Составитель Ар­кин Е. Я. – Омск, 1987.
39.  Холопова В.Н.  Музыка как вид искусства: Учебное пособие. – Санкт-Петербург, 2000.
40. ЦГАДА, ф.248, д.3325, л.248.
41. ЦГАЛИ, ф.765, оп.1, д.124, лл. 93-101 об.
42. ЦГАРК, ф. 369. Оп. 1. Д. 9487, лл. 30–30 об.
43. ЦГВИА, ф. Военно-ученого архива (ВУА), д.1907, л.50.
44. Юрасова М. К.  Омск: Очерки истории города. – Омск, 1972.
45. Ющенко В.С.  Психология семейных отношений. – Новочеркасск, 2000.
46. Amburger E. Die Pastoren der evangelischen Kirehen Russland vom Ende des 16. Jahrhunderts bis 1937. - Martin-Luther-Verlag, 1999.
47. Die Kirehen und das religiose Leben der Russlanddeutschen. Evan­gelischer Teil. Bearbeitun) von J. Schnurr. - Stuttgart, 1978.
48. M[ergentale]r A. Das kirchliche und religiuse Leben der Deutschen in Sibirien und Mittelasien voi seinen Anfangen bis zum 1914//Heimatbuch der Deutschen aus Russland. -Stuttgart, 1964.-S. III -127.
49. Stumpp K. Das Russlanddeutschtum im Nord- (Sibirien) und Mit­telasien // НВ. 1964.